Барраяр - Страница 49

– Отец – человек старый, – выговорил он наконец.

– Этот старый человек только что пытался убить твоего сына. То, что осталось от твоего сына.

– Я понимаю его. Понимаю его страхи.

– А мои понимаешь?

– Да. Тоже.

– Если дойдет до дела, если он попытается туда вернуться…

– Он – мое прошлое. – Форкосиган встретился с ней взглядом. – Ты – мое будущее. Теперь моя жизнь принадлежит будущему. Даю слово Форкосигана.

Корделия вздохнула и принялась растирать ноющую шею и заболевшие глаза.

Куделка, постучавшись, осторожно просунул голову в дверь.

– Сэр?.. Секретарь министра хотел узнать…

– Через минуту, лейтенант, – Форкосиган махнул рукой, и лейтенант исчез.

– Давай отсюда сбежим, – предложила Корделия.

– То есть как?

– Императорский госпиталь, императорская армия и все остальное, что тут есть императорского, вызывают у меня неудержимую императорскую идиосинкразию. Давай на несколько дней уедем в Форкосиган-Сюрло. И там ты быстрее поправишься: твоим преданным служителям, – она указала подбородком на дверь, – будет труднее до тебя добраться. Только мы с тобой, мой дорогой.

Поможет ли это? А вдруг они вернутся к месту своего летнего счастья и не найдут его там? Вдруг его смыли осенние дожди?.. Корделия чувствовала, как в ней поднимается отчаяние: надо найти утерянное равновесие, ощутить под ногами какой-то островок надежности.

Он одобрительно приподнял брови:

– Превосходная идея, милый капитан. И захватим с собой старика.

– О, а зачем… Впрочем, понимаю. Безусловно.

Глава 10

Корделия медленно проснулась, потянулась, купаясь в нежном шелке пухового одеяла. Вторая половина кровати оказалась пустой и уже успела остыть. Наверное, Эйрел тихонько вышел еще на рассвете. Она наслаждалась ощущением того, что наконец-то после сна почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Постоянное оцепенение и усталость, так долго не отпускавшие ее мозг и тело, исчезли. Уже три ночи кряду она спала хорошо, согретая телом мужа. Оба были счастливы избавиться от раздражавших кислородных трубок.

В их угловой комнате на втором этаже в Форкосиган-Сюрло было прохладно и тихо. Окно выходило на зеленую лужайку. Туман окутывал озеро, деревню и горы на дальнем берегу. Влажное утро было именно таким, как надо – мягким и уютным, как и пуховое одеяло. Она села, и свежий розовый шрам на животе только слегка заныл.

В двери показалась Друшикко.

– Миледи? – тихо окликнула она. – О, вы уже проснулись?

И она внесла в спальню большой поднос, полный вкусной еды, который с трудом прошел сквозь узкий дверной проем. На девушке было одно из ее самых удобных платьев – с широкой юбкой – и стеганый вышитый жилет. Шаги отозвались скрипом широких деревянных половиц и стихли, когда она пошла по ковру.

– Я хочу есть! – изумленно воскликнула Корделия, втягивая дразнящие запахи. – Впервые за три недели.

Три недели после той ночи ужасов в резиденции Форкосиганов.

Дру улыбнулась и поставила поднос на столик у окна. Корделия накинула халат, сунула ноги в шлепанцы и поспешила к кофейнику. Дру настороженно следила за ее движениями, готовясь подхватить в случае падения, но сегодня Корделия не чувствовала прежней слабости. Она уселась и перво-наперво протянула руку к дымящейся каше с маслом и к кувшинчику с горячим сиропом, который на Барраяре варили из древесного сока. Чудесная еда!

– А ты ела, Дру? Кофе хочешь? Сколько сейчас времени?

Телохранительница отрицательно покачала русой головой:

– Спасибо, миледи. Около одиннадцати.

Корделия только сейчас поняла, что все эти несколько дней, проведенных здесь, в Форкосиган-Сюрло, она воспринимала Друшикко как деталь интерьера, и впервые с момента приезда с интересом посмотрела на нее. Дру была все так же внимательна и бдительна, как и прежде, но в ней появились какая-то напряженность и непонятное чувство вины. И наверное, потому, что Корделии стало лучше, ей очень хотелось, чтобы и остальные радовались жизни – хотя бы для того, чтобы снова не впасть в депрессию.

– Я сегодня настолько бодрее! Вчера разговаривала с капитаном Ваагеном по комму. Он считает, что появились первые признаки молекулярного известкования у маленького Петера Майлза. Очень ободряет, если хорошо знаешь Ваагена. Он не станет утешать ложными надеждами, зато на его скупую информацию можно твердо полагаться.

Заставив себя улыбнуться, Друшикко покачала головой:

– Эти маточные репликаторы такие странные!

– Не страннее того, что нам помимо нашей воли навязала эволюция, – улыбнулась в ответ Корделия. – Благодарение Господу за технологии и рациональное устройство. Теперь я знаю, о чем говорю.

– Миледи… А как вы узнали, что беременны? У вас не пришли месячные?

– Месячные? Нет, по правде говоря, не так. – Она вспомнила прошлое лето. Эту самую комнату, эту сбитую постель… Их брачное ложе… Скоро они с Эйрелом снова смогут разделять его, хотя с отсутствием такой цели пикантность пропадет. – Мы с Эйрелом прошлым летом считали, что устроились здесь насовсем. Он вышел в отставку, я тоже… Никаких обязанностей. Я вот-вот должна была выйти из возраста, пригодного для органического деторождения, которое здесь, на Барраяре, считалось единственно доступным. Что еще важнее, Эйрел хотел детишек поскорее. Так что через несколько недель после нашей свадьбы я попросила удалить мне контрацептивный имплантат. Чувствовала себя ужасной преступницей: дома бы мне его сняли только после покупки лицензии.

– Правда? – Дру слушала ее, завороженно раскрыв рот.