– Я не хочу… Я хочу… Я не знаю… С того дня Ку со мной почти не разговаривает. Я не хотела ребенка – это сломало бы мне карьеру, и все же я думала, может, он… может, это его обрадует… Может, тогда он вернется, и… О, все было так хорошо, а теперь все разладилось!
Кулаки ее были сжаты, зубы стиснуты, лицо побледнело. «Поплачь, тогда я смогу легко дышать, девочка».
Но Друшикко взяла себя в руки.
– Извините, миледи. Я не хотела взваливать на вас всю эту глупость.
Глупость, да. Но отнюдь не только с ее стороны. Когда разлад так глубок, можно заключить, что виноваты оба.
– Так что же Ку? Я-то считала, что он страдает угрызениями совести, как и все в нашем доме. – «Начиная с Эйрела и меня».
– Не знаю, миледи.
– А ты не пробовала пойти на решительные меры – например, спросить его?
– Когда он видит, что я иду, то сразу куда-нибудь прячется.
Корделия вздохнула и сосредоточилась на одевании. Сегодня она оденется, как положено здоровой, а не в халат, как больная. В углу шкафа отыскались ее бежевые брюки, оставшиеся от мундира астроэкспедиции. Из любопытства она попробовала их надеть, и брюки не только легко застегнулись, но даже оказались слишком свободными. Да, она действительно была больна. С некоторым вызовом Корделия решила их не снимать и лишь надела поверх цветастую блузу с длинными рукавами. Очень удобно. Она улыбнулась себе в зеркало.
– А, мой милый капитан. – В дверь спальни заглянул Форкосиган. – Ты уже встала? – Он заметил Друшикко. – О, да вы обе здесь… Тем лучше. Похоже, мне нужна твоя помощь, Корделия. Более того, я в этом уверен. – В его взгляде было что-то странное – смесь смущения, недоумения, беспокойства. Он вошел в спальню. Следом, опираясь на трость, плелся лейтенант Куделка. Он упорно смотрел в пол. Друшикко отошла в сторону и скрестила руки на груди.
– Лейтенант Куделка заявил мне, что желает сделать некое признание, – торжественно произнес Форкосиган. – И насколько я понял, он надеется получить прощение.
– Я не заслуживаю прощения, сэр, – еле слышно сказал Куделка. – Но дальше я так жить не могу. Я не в силах больше молчать.
Адмирал сел рядом с женой на край кровати.
– Приготовься, – чуть слышно шепнул он ей. – Меня-то застали врасплох.
– Думаю, тут я тебя опередила.
– Ну, это не впервые. – Он повысил голос: – Говорите, лейтенант. Будете тянуть – легче не станет.
– Дру… Мисс Друшикко, я пришел с повинной. И приношу извинения. Нет… это звучит пошло, но, поверьте, я вовсе не считаю пошлым то, что произошло… между нами. Вы заслуживаете большего, нежели просто извинение. Вы можете требовать искупления. Чего хотите. Но мне стыдно, так стыдно, что я вас изнасиловал.
На этот раз рот Друшикко оставался открытым целых три минуты, а потом захлопнулся с такой силой, что Корделия услышала, как лязгнули зубы.
– Что?!
Куделка содрогнулся, но глаз не поднял.
– Простите… простите меня, – бормотал он.
– Ты. Вообразил себе… Ты… Что?! – Дар речи возвращался к телохранительнице не сразу, а постепенно. – Ты вообразил, что мог бы… – Она выпрямилась во весь рост, сжав кулаки и тяжело дыша. – Ку… Болван! Идиот! Дебил! Ты… ты…
Она заикалась от гнева. Корделия завороженно наблюдала за происходящим. Форкосиган задумчиво потирал подбородок.
Друшикко гордо приблизилась к Куделке и ногой выбила у него трость. Лейтенант попытался подхватить ее, но не успел, и трость с тяжелым стуком покатилась по полу. Дру умело припечатала его к стенке и парализовала ударом в солнечное сплетение.
– Балбес! И ты воображаешь, что мог бы прикоснуться ко мне без моего согласия?! Чтобы меня так… так…
Ее изумление перешло в негодование. Несчастный только дернулся.
– Пожалуйста, не надо калечить моего секретаря, Дру. Ремонт стоит очень дорого, – мягко попросил Форкосиган.
– О-ох!
Отпустив Куделку, она стремительно повернулась и, закрыв лицо руками, кусая пальцы, выбежала из спальни, захлопнув за собой дверь. Только после этого Дру зарыдала – было слышно, как ее резкие всхлипы удаляются по коридору. Хлопнула еще одна дверь, и наступила тишина. Ку пошатнулся и упал на колени.
– Извини, Ку, – прервал затянувшееся молчание Эйрел. – Похоже, суд не принял во внимание твоего чистосердечного раскаяния.
– Ничего не понимаю. – Лейтенант потряс головой, подполз к своей трости и с немалым трудом поднялся на ноги.
– Следует ли понимать, что речь идет о происшедшем между вами в ночь солтоксиновой атаки? – спросила Корделия.
– Да, миледи. Я сидел в библиотеке. Мне не спалось, и я решил проверить кое-какие цифры. Она вошла. Мы сидели, разговаривали… И вдруг я почувствовал… ну… У меня впервые проснулось желание после нейробластера. Я думал, что пройдет еще не меньше года – а может, и вовсе никогда… Я совсем потерял голову. Я… овладел ею… прямо там. Не спросил, не сказал ни слова. А потом наверху раздался шум, мы оба выбежали в сад, и… На следующий день она меня не обвинила. Я ждал и ждал.
– Если он ее не насиловал, то почему она так взъярилась? – спросил Эйрел.
– Она и прежде сердилась, – проговорил Куделка. – Как она на меня смотрела все три недели…
– Она боялась, Ку, – объяснила Корделия.
– Да, я так и думал.
– Она боялась беременности, а не тебя, – растолковала она.
– Ох, – чуть слышно выдохнул лейтенант.
– Выяснилось, что ничего нет. – Тут Куделка снова издал чуть слышное «о!». – А вот зла она на тебя действительно, и есть за что.
– Но если она не считает, что я… Почему?
– Ты до сих пор не понял? – Корделия перевела хмурый взгляд на мужа. – И ты тоже?