Свирепые карие глаза с фиолетовыми зрачками уставились на что-то позади Корделии.
– Я не могу!
У нее вырвалось рыдание – первое за этот невыносимый день.
Граф посмотрел на небо, потом оглянулся через плечо.
– Ну ты, чертова бетанка! – зарычал он. – Нечего делать вид, будто никогда не ездила верхом. Вообрази себе, что это – мой сын.
– Ну, давайте, миледи, – зашептал Эстергази, опасливо поглядывая на графа, и подставил сцепленные в «замок» руки.
Ее трясло от гнева и страха. Бросив на свекра негодующий взгляд, она повторила попытку, на этот раз увенчавшуюся успехом. Эстергази подсадил ее, и она изо всех сил вцепилась в седло, пообещав себе не смотреть вниз.
Эстергази кинул поводья графу; тот поймал их небрежным движением кисти и тронул своего коня. Дорога превратилась в калейдоскоп деревьев, скал, чмокающих грязью луж, царапающих лицо веток… Все это, кружась и подпрыгивая, понеслось мимо Корделии. Мучительно заныл свежий шрам на животе.
«Если снова начнется внутреннее кровотечение…»
Они ехали, и ехали, и ехали.
Наконец лошади перешли с рыси на шаг. Вскоре кавалькада выехала на открытое место, откуда было видно озеро – видимо, они описали круг позади широкого мелководного залива, лежавшего слева от поместья Форкосиганов. Туман перед глазами немного рассеялся, и Корделия разглядела на красно-коричневом фоне небольшое зеленое пятно: покатый газон перед старым каменным зданием. На другом берегу озера виднелась крошечная деревня.
Ботари уже ждал их, спрятавшись в кустах. Привязанная к дереву лошадь тяжело поводила боками. Сержант встал и, подойдя поближе, озабоченно всмотрелся в Корделию.
– Вы едете слишком быстро, милорд. Леди еще не совсем здорова. Она неважно себя чувствует.
Граф Петер фыркнул:
– Она почувствует себя еще хуже, если нас догонят люди Фордариана.
– Я выдержу, – согнувшись от боли, с трудом проговорила Корделия. – Минутку. Дайте… мне… всего минутку.
Легкий ветерок, становившийся все холоднее по мере того, как солнце клонилось к горизонту, остудил разгоряченную кожу. Небо поблекло и стало совсем как молоко – ровное, непрозрачное, без всяких оттенков. Боль в животе понемногу утихла, и Корделия смогла выпрямиться.
Ботари кивнул в сторону далекой усадьбы:
– Вон они.
Граф Петер сощурился. Корделия широко открыла глаза. Перед домом на лужайку опустились два флайера, из которых хлынули солдаты, издали напоминавшие черных муравьев. Среди них мельтешило несколько фигурок в коричневом с золотом и еще несколько в темно-зеленых офицерских мундирах.
«Великолепно. И друзья, и враги носят одинаковые мундиры. Что же нам делать: перестрелять всех, и пусть Господь сам рассудит, кто свой?»
Старый Форкосиган мрачно наблюдал, как враги врываются в его дом.
– Разве они не догадаются обо всем, когда заметят нехватку лошадей в конюшне? – спросила Корделия.
– Я выпустил всех лошадей, миледи, – сказал Эстергази. – По крайней мере так у них будет шанс. Не знаю, скольких мы потом сможем найти.
– Боюсь, что большинство так и будет бродить поблизости, – граф вздохнул. – Привыкли, что дома их ждут кормушки с овсом… Хотел бы я, чтобы у них хватило ума разбежаться. Одному Богу известно, до каких зверств дойдут эти вандалы, не поймав другой добычи.
Еще три флайера приземлились на краю деревушки. Вышедшие оттуда вооруженные люди исчезли среди домов.
– Надеюсь, Зей успел предупредить их, – пробормотал Эстергази.
– А зачем им понадобились эти несчастные? – спросила Корделия. – Что они там ищут?
– Нас, миледи, – хмуро отозвался Эстергази. Встретив ее изумленный взгляд, он пояснил: – Нас, охранников. А не найдя, возьмут в заложники наших родных.
Корделия вспомнила, что жена и двое детей Эстергази остались в столице. Что с ними? Успел ли кто-нибудь предупредить их? Судя по виду Эстергази, он думал о том же.
Сержант Ботари молча вглядывался в туманную даль; по его скулам катались желваки. Вспомнил ли кто-нибудь, что надо предупредить мистрис Хисопи?
– Скоро они начнут поиск с воздуха, – заявил граф. – Пора в укрытие. Всем следовать за мной.
Он повернул коня и исчез в густом кустарнике, направившись по едва заметной тропе – Корделия ее никогда бы не разглядела. Ботари и Эстергази совместными усилиями снова водрузили ее на борт транспортного средства. На этот раз граф ехал шагом – не ради нее, как подозревала Корделия, а чтобы поберечь лошадей, чьи шкуры потемнели от пота. После кошмарного галопа такая езда показалась Корделии почти отдыхом. Поначалу.
Они медленно продвигались вперед – среди деревьев, через заросли кустарника.
Копыта лошадей скребли по камням. Корделия все прислушивалась, не раздастся ли над головой завывание двигателей. А когда услышала, беглецы уже заканчивали головокружительный спуск на дно ущелья. Все спешились, юркнули под выступ скалы и сидели там, пока вой не затих вдали. Потом пришлось вести лошадей наверх в поводу: Ботари чуть ли не на руках втащил свою по коварному осыпающемуся склону.
Стало темнее, похолодало, поднялся ветер. Два часа, три часа, четыре, пять… Сумеречная дымка превратилась в кромешную тьму. Теперь они ехали друг за другом, совсем рядом. Пошел дождь – унылая черная морось, от которой седло Корделии стало совсем скользким.
Около полуночи они выехали на поляну, почти такую же темную, как окружавшие ее заросли, и граф наконец объявил привал. Корделия, вся напряженная, полумертвая от страха и усталости, села на траву и прислонилась к дереву. Грегор приютился у нее на коленях. Ботари поделил между ними плитку НЗ, которая нашлась у него в кармане, – их единственную пищу. Завернутый в китель сержанта, Грегор наконец согрелся и заснул. Под его тяжестью у Корделии затекли ноги, но зато вдвоем было теплее.