Измученный капитан добавил еще несколько кошмарных подробностей, но не сообщил ничего, что изменило бы первоначальную картину.
Иллиан слушал очень внимательно.
– Наши люди во дворце это подтверждают, – доложил он, когда Вааген безнадежно умолк. – Репликатор, судя по всему, принесли вчера и установили где-то неподалеку от апартаментов принцессы. Эта часть дворца охраняется лучше всего. Наши люди не знают, что это такое – думают, это бомба, чтобы взорвать дворец в последнем бою.
Вааген хмыкнул, закашлялся и сморщился от боли.
– Его кто-нибудь обслуживает? – Корделия задала вопрос, который никому еще не пришел в голову. – Доктор, медтехник – кто-нибудь?
Иллиан нахмурился:
– Не знаю, миледи. Могу попытаться узнать, но любой дополнительный контакт подвергает наших агентов опасности.
– Угу.
– Все равно лечение прервано, – пробормотал Вааген, нервно теребя край одеяла. – Пошло ко всем чертям…
– Я понимаю, что у вас пропали все записи, но вы могли бы… продолжать работу и без них? – робко спросила Корделия. – То есть – если бы получили репликатор? Начать с того, на чем остановились?
– К тому времени, как мы его получим, начинать придется не с того, на чем остановились. Да и помню я не все. Часть информации погибла вместе с Генри.
Корделия сделала глубокий вдох.
– Если я не ошибаюсь, у эскобарских переносных репликаторов двухнедельный рабочий цикл. Когда вы в последний раз меняли аккумуляторы и фильтры и добавляли питательный раствор?
– Аккумуляторов хватит на несколько месяцев, – поправил ее Вааген. – С фильтрами сложнее. Но быстрее всего подойдет к концу питательный раствор. При таком усиленном обмене плод умрет от голода раньше, чем система отравится продуктами жизнедеятельности. Продукты распада забьют фильтры почти сразу же, как только начнется обмен за счет внутриклеточных запасов.
Избегая взгляда Эйрела, она смотрела прямо на Ваагена. И тот, в свою очередь, не отводил от нее взгляда. Лицо капитана выражало боль, но боль – не физическую.
– И когда вы с Генри в последний раз обслуживали репликатор?
– Четырнадцатого.
– Осталось меньше шести дней, – вздрогнув, прошептала Корделия.
– Примерно… примерно так. Какое сегодня число?
Вааген растерянно оглядел присутствующих. У Корделии кольнуло сердце – раньше он никогда не казался столь неуверенным в себе.
– Временной фактор важен только в том случае, если репликатор брошен без присмотра, – вмешался Эйрел. – Придворный врач, лечивший Карин и Грегора, – разве он не догадается, что необходимо что-то делать?
– Сэр, – сказал Иллиан, – врач принцессы был убит во дворце в первый же день. Эта информация поступила ко мне из двух независимых источников – и я должен считать, что это проверенный факт.
«Они убьют Майлза просто из-за собственного невежества! – с отчаянием поняла Корделия. – Даже не нарочно».
Более того, ее сына может загубить один из тайных доброжелателей – в героической уверенности, что обезвреживает бомбу.
Вааген дернулся под одеялом. Эйрел поймал взгляд Корделии и кивнул.
– Благодарю вас, капитан Вааген. Вы послужили нам верой и правдой. Сделали гораздо больше, чем требует долг.
– К чертовой матери долг… – бормотал Вааген. – Все пошло к черту… проклятые дебилы…
Они вышли, тихо прикрыв дверь. Уже в коридоре, когда Форкосиган отослал Иллиана выполнять его опять увеличившиеся обязанности, Корделия повернулась к мужу:
– Что теперь?
Губы его плотно сжались, взгляд стал отсутствующим. Наконец он медленно проговорил:
– На самом деле ничего не изменилось. Все осталось, как было.
– Изменилось. И сильно изменилось. Настолько, насколько велика разница между тем, кто прячется, и тем, кто в плену. Но почему Фордариан ждал так долго? Если раньше он не знал о существовании Майлза, то кто ему донес? Может, Карин, когда решилась принять его сторону?
– Возможно, Фордариан просто играет с нами. Не исключено, что он с самого начала держал репликатор про запас – на случай, если понадобится дополнительный рычаг.
– Нашего сына. Вот кого он держал про запас, – поправила Корделия. Она заглянула ему в глаза, мысленно приказывая: «Смотри на меня, Эйрел!» – Говорить надо об этом.
Она потянула его по коридору к ближайшей двери – за ней оказался пустой конференц-зал – и включила там свет. Форкосиган послушно уселся за стол; рядом с ним сел Куделка. Она села напротив. «А раньше мы всегда были на одной стороне…» Друшикко заняла свою обычную позицию у нее за спиной.
Эйрел настороженно смотрел на нее:
– Слушаю тебя, Корделия.
– Что у тебя с головой? – спросила она. – На каком мы свете?
– Я… сожалею. Задним числом. Сожалею, что не попытался спасти его раньше. Во дворец проникнуть намного сложнее, чем в госпиталь. И все же… Я не мог поступить иначе. Требуя, чтобы мои подчиненные ждали, дрожа от страха за близких, я не мог рисковать людьми и техникой ради собственного сына. Положение Майлза… давало мне моральное право требовать от них преданности. Они знали, что я не жду от них и их близких больших жертв, чем те, на которые иду сам.
– Но сейчас ситуация изменилась, – возразила Корделия. – Сейчас вы рискуете по-разному. У родственников твоих подчиненных времени сколько угодно. А у Майлза только шесть дней, минус то время, которое мы потратим на споры.
Она слышала, как у нее в мозгу тикают часы.
Он ничего не ответил.
– Эйрел… за все время, что мы с тобой прожили, просила ли я тебя о каком-нибудь одолжении? Как регента?
По его губам скользнула печальная улыбка – и исчезла. Теперь его глаза были устремлены на Корделию.