Позже, дожидаясь машин у одного из выходов, Корделия оказалась рядом с лейтенантом. Куделка грустно оглядывался через плечо на императорскую резиденцию, откуда по-прежнему доносились громкие голоса и музыка.
– Хороший вечер, Ку? – приветливо спросила она.
– Что? О да, поразительный. Поступая на службу, я и думать не мог, что окажусь здесь. – Он моргнул. – Было время, когда я и думать не мог, что вообще где-нибудь окажусь. – А потом он добавил, совершенно огорошив Корделию: – Право, жаль, что к женщинам не прилагаются инструкции.
Корделия расхохоталась:
– Я могу то же самое сказать о мужчинах.
– Но вы с адмиралом Форкосиганом… вы совсем другие.
– Нет… ничуть. Может, мы просто научились на собственном опыте. Многим это так и не удается.
– Как вы думаете, у меня есть шанс на нормальную жизнь?
Он смотрел мимо нее, в темноту.
– Вы сами создаете свои шансы, Ку. И свои танцы.
– Вы говорите точь-в-точь как адмирал.
На следующее утро Корделия перехватила капитана Иллиана, когда тот заехал в резиденцию, чтобы выслушать ежедневный рапорт начальника охраны.
– Скажите мне, Саймон, граф Вейдл Фордариан у вас где – в большом списке или в малом?
Иллиан вздохнул:
– В большом – все, кого я могу припомнить.
– Я хочу, чтобы вы перевели его в малый список.
Он наклонил голову:
– Почему?
Корделия замялась.
– Мне кажется, у него менталитет убийцы. Такие стреляют в спину.
Иллиан скептически улыбнулся:
– Извините, миледи, но это непохоже на Фордариана. Я его знаю. Он всегда производил на меня впечатление откровенного и не слишком умного человека.
Насколько болезненной должна быть рана, насколько жгучим желание расквитаться, чтобы туповатый человек так тонко почувствовал, куда надо бить? Она не знала. И обязательно ли сочетаются личная и политическая враждебность? Нет. Его ненависть всеобъемлюща, а удар был направлен точно в цель – хоть он и просчитался.
– Переведите его в малый список, – повторила она.
Иллиан приподнял раскрытую ладонь, но это не был успокаивающий жест – скорее знак «довольно, я понял».
– Хорошо, миледи.
Корделия лениво следила за скользящей по земле тенью флайера – темной стрелкой, упрямо бегущей на юг. Стрелка пролетала через поля, пересекала ручьи, реки и пыльные дороги… Дорожная сеть на Барраяре осталась в зачаточном состоянии – ее развитие замерло с появлением, по окончании Периода Изоляции, персональных летательных аппаратов. С каждым километром, отделявшим их от лихорадочной атмосферы столицы, спадало напряжение. День в сельской местности – прекрасная мысль, давно следовало бы уехать. Она только жалела, что Эйрел не смог составить ей компанию.
Сержант Ботари заметил внизу какой-то лишь ему ведомый ориентир и чуть повернул штурвал, заложив плавный вираж. Друшикко, сидевшая рядом с Корделией, напряглась, чтобы не придавить свою госпожу. Доктор Генри – он сидел впереди, рядом с сержантом – разглядывал окрестности почти с таким же интересом, как и Корделия. Неожиданно повернувшись к ней, он произнес:
– Я глубоко признателен вам за приглашение, миледи. Посещение поместья Форкосиганов – редкая честь.
– Правда? – удивилась Корделия. – Я знаю, что они мало кого приглашают, но приятели-лошадники графа Петера наезжают довольно часто. Это удивительные животные, – с чувством добавила она и на секунду задумалась, но потом решила, что доктор Генри и без подсказки поймет, что под «удивительными животными» она подразумевала лошадей, а не приятелей графа Петера. – Вы только намекните, что вас интересуют лошади, и граф Петер лично проведет вас по конюшне.
Похоже было, что доктор не слишком обрадован такой перспективой; во всяком случае, он начал нервно теребить воротник своего зеленого кителя. Врач-исследователь из императорского госпиталя привык общаться с достаточно высокопоставленными лицами, чтобы не трепетать перед титулом или званием; видимо, дело объяснялось героическим ореолом, теми давними подвигами, которые превратили Форкосигана-старшего в живую легенду.
Петер стал генералом в возрасте двадцати двух лет, сражаясь с цетагандийцами в яростной партизанской войне, кипевшей когда-то в Дендарийских горах, синие силуэты которых только что возникли на горизонте. Император Дорка Форбарра мог дать ему только звание – в тот отчаянный момент так необходимые подкрепления, припасы и деньги взять было неоткуда. Двадцать лет спустя генерал Петер еще раз изменил историю Барраяра, поддержав Эзара Форбарру в гражданской войне, которой закончилось правление императора Ури Безумного.
– С графом легко поладить, – успокоила доктора Корделия. – Вы только восхищайтесь его лошадьми и задайте несколько вопросов о войне – все остальное время можете просто слушать.
Доктор был человеком неглупым, но такое напутствие его озадачило. Он изумленно покосился на супругу лорда-регента, видимо, подозревая какой-то подвох. Корделия приветливо улыбнулась.
Она заметила, что Ботари то и дело посматривает на нее в зеркало заднего обзора. Вот опять… Похоже, сержанту сегодня не по себе, решила Корделия, об этом говорят и слишком резкие движения его рук, и напрягшиеся мышцы шеи. Но понять, что творится на душе у Ботари по взгляду его желтых, чересчур глубоко и чересчур близко посаженных глаз было заведомо безнадежным делом. Беспокоится из-за визита врача? Что ж, такая тревога вполне понятна.
Пологие холмы внизу постепенно перешли в каменистые кряжи. За ними поднимались горы, и Корделия уловила отблеск первого снега на самых высоких вершинах. Ботари провел флайер над тремя рядами скал и снова повернул, бросив машину вверх по узкой долине. Еще несколько минут, еще одна гряда, и они увидели длинное озеро. На мысу, увенчанном черной короной гигантского лабиринта выгоревших укреплений, приютилась деревня. Ботари посадил флайер в центре круга, нарисованного посреди самой широкой улицы.